16 июня, закончив гастроли в Париже, танцор Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова Рудольф Нуреев отказывается вернуться в СССР. Его «прыжок к свободе» — начало традиции: отныне советские балетные звезды будут оставаться на Западе регулярно

Полубашкиру-полутатарину Нурееву (парижские рецензенты его называют «азиатик») 23 года, вся карьера впереди. За границей он первый раз, неожиданно взяли в последний момент и больше брать не собираются: талантливый гордец и прежде хорошо знал себе цену, а триумф в Париже вконец вскружил ему голову.

Нарушая дисциплину, Нуреев по приглашениям своих поклонников бесконтрольно посещает рестораны, появляясь в гостинице лишь под утро. Дирекции Кировского театра и в самом деле было о чем беспокоиться: почти с первого дня гастролей Нуреева сманивали в труппу маркиза де Кюэваса, суля баснословный гонорар. Танцор колебался — театру еще предстояли выступления в Англии, возможно, Нуреев хотел остаться по окончании всего турне. КГБ что-то стало известно, и дирекция получила инструкции: отправить Нуреева в СССР, объявив ему об этом лишь перед самой посадкой на лондонский рейс. Но времени между лондонским рейсом и московским для побега хватило — танцор заявил полиции аэропорта Ле Бурже, что просит политического убежища. Уже через неделю Нуреев выступает с труппой де Кюэваса в «Спящей красавице».

Директора Кировского театра Георгия Коркина сняли с работы. Сотрудников КГБ, проваливших операцию по возвращению, из органов уволили. Нуреева Ленгорсуд заочно приговорил к семи годам колонии (ст. 64 «а» — измена Родине). Беглец же станет одним из самых прославленных мировых танцовщиков и балетмейстеров и, видимо, самым высокооплачиваемым. Эмиграция тогда означает безвозвратный уход в другой мир, полный разрыв со страной и родными, обычно превращаемыми дома в изгоев. Но пример Нуреева до конца социализма будет соблазном для танцоров и угрозой для властей.

Заграничные гастроли обеспечивали основной доход советских артистов, хоть им и причиталась лишь мизерная часть гонораров — остальное забирало государство. Возможность для успешной и уж точно безбедной карьеры на Западе открывалась любому солисту балета Большого и Кировского театров, и выбор «остаться или вернуться» стоял перед каждым. Списки гастролеров составлялись очень придирчиво, тщательно проверяясь в КГБ, вокруг них роились сплетни и плелись интриги, и не было кары страшнее, чем получить клеймо «невыездной». За «невозвращенцев» администрация театра строго наказывалась, труппу на Западе тщательно «пасли» сотрудники госбезопасности и их информаторы. Однако ничто не убережет советский балет от еще нескольких столь же скандальных побегов.