Голодомор

Надорвавшись на коллективизации, районы «зернопроизводящей зоны» Ураины, России и Казахстана голодают и вымирают: в конце 1922-го — первой половине 1933 года от недоедания гибнет более 6 миллионов человек. Власти замалчивают катастрофу и почти не помогают населению, ломая голодом сопротивление крестьян «колхозному строю»

После особо благоприятного 1930 года, когда собрали 84 млн тонн зерна, в 1931-м урожай составил 70 млн тонн, а в 1932-м — 67 млн тонн. Но и этого вполне достаточно, чтобы прокормить население, не потерять скот, посеять на следующий год и отложить про запас. Голод 1932-1933 годов — первый в стране, который не вызван недородом, засухой, саранчой или войной. Причина — в способе хозяйствования. После «сплошной коллективизации» поголовье скота сокращается не только в колхозах — проваливаемые заготовки мяса пытаются выполнить за счет личных подворий. Корреспондент Сталина по деревенским делам романист-станичник Михаил Шолохов пишет вождю о «форменной войне» на Дону: заготовители связывают хозяина и хозяйку дома, сбивают замок с хлева и уводят корову «на рысях». Грабителей-уполномоченных бьют подростки, а где встревают мужики, «там депо кончается убийством». После падежа обобществленных коней нагрузка на одну лошадь в посевную 1932 года составила в Нижне-Волжском крае 23 вместо 10 га до коллективизации — с соответствующим снижением качества работ и измождением тягловой силы.

С 1928-го, с начала коллективизации и индустриализации, городское население СССР скачком выросло на 12,4 млн человек — это все молодые деревенские руки. Лучших хозяев село лишилось при раскулачивании. При этом доля заготовок зерна со средних 14,7% от вала 1928 года дошла в 1931-м до 38-41%. Ради госзаданий забирают хлеб, полученный колхозниками на трудодни, фураж, семенной фонд. За два-три года деревенский труд обессмыслен: сколько ни вырастишь — сам останешься ни с чем. Впервые в мировой истории власть должна принуждать крестьянина к пахоте и севу, уборке и молотьбе. Теперь это дело чекистов и милиции, судов и прокуратуры.

«Видовая урожайность», определяемая «на корню», завышает объемы хлеба 1932 года в разы. Но эта оценка объявлена государственным планом. Даже изъятие зерна подчистую прямо с полей на заготпункты, минуя колхозные амбары, не дает искомого результата. В конце октября Политбюро направляет в основные зер-норайоны двух чрезвычайных эмиссаров. На Украине, главной житнице страны, председатель Совнаркома Молотов вместо обычной трети союзного урожая выбьет едва четверть, лишив республику всяких запасов. На Северном Кавказе действует комиссия секретаря ЦК Кагановича: для «слома саботажа» арестовано 5 тысяч сельских коммунистов и 15 тысяч колхозников из «рядовых» — бьют своих, «классово чуждого элемента» почти не осталось. В декабре депортируют целые станицы. Шолохов в огромном послании Сталину приведет выкрики уполномоченного Северокавказского крайкома партии Овчинникова: «Дров наломать, а хлеб взять!», «Будем давить так, что кровь брызнет!» — и опишет 16 видов пыток, примененных к членам колхозов. Из 13,8 тысячи хозяйств Вешенского района, где живет писатель, у 3350 изъято все продовольствие и скот, а 1090 семей выселены из своих изб на мороз.

Видя, что в сельских районах зиму не пережить, голодные колхозники устремляются в областные центры. 22 января 1933 года выпущено распоряжение Сталина и Молотова: остановить «всеми возможными средствами массовое отправление крестьян Украины и Северного Кавказа в города». ЦК и Совнарком объясняют этот «исход» целями «антиколхозной пропаганды». Только за февраль чекисты задерживают 220 тысяч человек. Прорвавшиеся в города почти нигде не находят помощи, даже дети, выловленные милицией и дворниками, умирают на сборных пунктах в бараках. В крупнейших украинских центрах селяне падают замертво прямо на тротуарах: в феврале в Харькове подобран 431 труп, в Киеве — 518. Съедены дохлые собаки и кошки, на базарах продают мясо павших лошадей.

Шолохов сообщает в Кремль про рацион своих дотянувших до весны земляков:

Теперь по правобережью Дона появились суслики, и многие решительно «ожили»: едят сусликов, вареных и жареных.

Сталин телеграммой-молнией ответит: «Опускаем дополнительно для вешенцев 80 тысяч пудов» — ржи, еще 40 тысяч пудов достанется соседнему Верхне-Донскому району. Но сотни других районов в десятках областей не имеют ходатаев перед вождем, и весной же в сводках ОГЛУ с Нижней Волги указаны случаи людоедства. С Украины секретарь Днепропетровского обкома Хатаевич в марте информирует:

Все чаще поступают сообщенш о трупоедстве и людоедстве.

Жертв на Украине особенно много из-за плотности населения — донельзя истощенный народ еще косит эпидемия малярии. От голода и обыденности смерти люди теряют рассудок: в донесениях фигурируют даже бочонки с засоленной человечиной.

Москва, наконец осознав ситуацию, дважды снижает план хлебозаготовок, но цифры на бумаге ничего не меняют. Экспорт зерна прекратят, уже вывезя с начала 1933 года 354 тысячи тонн. Помощь бедствующим территориям центр оказывает запоздало — скорее, стремясь не сорвать сев. Из госрезервов не выделено ни тонны: они на случай войны, а сейчас ведь мир. В июне — начале июля голод начинает отступать, но еще в мае в тогдашней столице УССР Харькове на улице подбирают 992 трупа. Все подобные сведения в СССР — гостайна. В мире про голодомор заговорят еще до Второй мировой, западные оценки погибших — до 8 млн человек. Госдума в 2008 году назовет около 7 млн. Половина из них приходится на Украину: по крайней мере, 3-3,5 млн. В России умерло свыше 2,5 млн.

Около миллиона жертв в Казахстане, о котором меньше всего сведений. Тамошний партийный глава Голощекин лишил коренное население его отар и табунов. После хлебореквизиций скотоводы вымирают среди степей в полной безвестности. Около 200 тысяч сумеют перекочевать в Китай, иной раз прорываясь сквозь пулеметный огонь пограничников. За первые годы коллективизации казахский этнос сократится почти вдвое, и его будут восполнять отправляемые в республику «репрессированные народы» и узники ГУЛага.