Вяжем сами
Журнальные рубрики с подобным названием отвечают массовому спросу — в страну на 20 лет пришел бум домашнего вязания
Многое совпало. Ослабла строгость советского дресс-кода: платье и костюм не считаются больше единственной «приличной одеждой». На работу, в гости, на прогулку теперь можно пойти, надев что-то вязаное — нарядно, современно и удобно. Промышленный трикотаж скучен — только лыжные комплекты, жаркие для помещений, да детские шапочки с помпоном. Курсы кройки и шитья — предыдущее женское увлечение — кого могли обучили; портновское дело сложнее вязания и затратнее: швейная машинка — не спицы.
За год-два вязание образует целый мир со своим языком, гибким в описании петель изнаночных и лицевых. Темы печатных публикаций: вязка чулочная, «резинка» и «жгутик», зубчатый край с подшивкой. Журналы усваивают единый тон наставлений для своих — всегда во множественном числе: «вверху оставляем восьмерки, потом гладко и низ собираем резинкой». Непосвященные расширяют словарь готовых изделий. Прежде все женские — кофты (и даже «кохты»), все мужские — свитера. А теперь легко выговорить: жакет, джемпер, пуловер («полувер»), кардиган. Обновки подолгу обсуждают и меряют; мастерицы обмениваются моделями.
Считается, что, благотворно воздействуя на нервные клетки, вязание успокаивает, воспитывает внимание и терпение. Советы «последние 66 петель закройте сразу в одном ряду» явно имеют психотерапевтический эффект. До половины вещей создается для мужа, детей и прочей родни, и вязание признают ценной женской семейной добродетелью.
Пряжа в мотках пополняет число общенациональных дефицитов. Зато однажды купленная, она — перпетуум мобиле домашнего трикотажа: вещь надоевшую или вышедшую из моды распускают и пряжа снова идет в дело.
Вяжут везде — коротая время у телевизора, по дороге в электричке, в доме отдыха и на работе. Вязание в конторах и НИИ — благодатная тема юмористических рассказов про квартальный план из свитера, шарфа и шапки.