Запретные книги и авторы

Начинается бум рубрики «Из литературного наследия». Теперь под нею печатают не малоизвестные произведения, обнаруженные в архивах, а запрещенные в СССР шедевры, прежде по-русски тиражируемые за границей («тамиздат») или подпольно дома (самиздат, см. 1968)

До конца десятилетия родина последней узнает всю полноту великой русской литературы XX века. У Михаила Булгакова, культового автора со времени издания «Мастера и Маргариты» (см. 1967), выходят повести «Собачье сердце» и «Роковые яйца» — их сатира на советские порядки была до сих пор «непроходимой». Андрея Платонова наконец делают классиком его главные произведения — романы «Котлован» и «Чевенгур», огромные мрачные повествования о созидании «нового общества». Свое Постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград» 1946 года ЦК партии отменит — по нему безыдейно-чуждыми считались Анна Ахматова и Михаил Зощенко. Имя литературного палача, сталинского идеолога Андрея Жданова перестанут носить город Мариуполь, Ленинградский университет и станция метро в Москве. У Ахматовой спустя почти полвека разрешена поэма «Реквием», не исключая даже строк

Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад,
И ненужным привесим болтался
Возле тюрем своих Ленинград.

Одно за другим напечатают самые горькие стихи Осипа Мандельштама 30-х годов, в том числе про «кремлевского горца» — «Мы живем, под собою не чуя страны». Мемуары вдовы Надежды Мандельштам читаются комментариями к публикациям поэта. Не с первой попытки издают роман Пастернака «Доктор Живаго», который 30 лет назад проклинали с оговоркой «я Пастернака не читал, но скажу». Нобелевский комитет, признавая отказ от награды в 1958 году вынужденным, вручит лауреатские знаки сыну писателя.

Разрешены авторы, даже имена которых были под запретом. С романа «Защита Лужина» в журнале «Москва» в Россию возвращается Владимир Набоков, главный корифей литературного зарубежья. Из его книг, уже существующих на русском, последней пробьется скандальная «Лолита». Роман Евгения Замятина «Мы», оказывается, еще в 1920 году описал идеальное Единое Государство, в котором живут люди-»нумера», управляемые Благодетелем, — первого Оруэлла дала русская литература. Иосифа Бродского, высланного из Ленинграда как тунеядца (см. 1963) и уехавшего на Запад в 1972 году, продвинутые читатели стихов признают лучшим современным поэтом (см. также 1987). Власти особенно противились печатанию Александра Солженицына (см. 1962,1970,1974). Автор, проживающий в штате Вермонт, категорически настаивает на первоочередности выхода своего самого антисоветского труда — «Архипелаг ГУЛаг», что и будет исполнено. Еще безысходнее картины советской каторги в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова: в них человек обречен на голод, произвол, измождение и деградацию.

Тиражи поначалу огромные — полудозво-ленные авторы во времена застоя ходили в самых дефицитных (см. «Золотой Серебряный век», 1976), недозволенные-и подавно. Читательский спрос разогрет гласностью, и рынок реабилитированной литературы ненасытен-лишь бы бумаги хватило.

Меняется вся табель о рангах. Регалии вроде Героя Соцтруда, секретаря Союза, лауреата Ленинской премии больше ничего не значат — на писательском форуме на это обиженно сетует Сергей Михалков (см. «Новый текст гимна», 1977). Прежние изгои вытесняют из журнальных и издательских планов официальных советских классиков. Петр Проскурин, автор романов в народном стиле с названиями типа «Любовь человеческая», обвиняет редсоветы в некрофилии — патологической страсти к мертвецам взамен естественной тяги к нему и прочим живым собратьям.