Одно из самых трудных официальных признаний — неуставные отношения в армии, о которых миллионы демобилизованных могут рассказать миллионы историй. По мнению властей, вооруженные силы дискредитирует книжка Владимира Войновича про солдата Ивана Чонкина, по мнению населения — призыв на службу студентов-очников

В жизни и смелой журналистике это называется «дедовщина»: третиро-вание старослужащими новобранцев (см. 1967). Минобороны, которое содержит собственный пропагандистский аппарат — Главное политуправление армии и флота, — гневно заявляет: в вооруженных силах существуют только уставные отношения! Кроме календаря «от шнурка до дедушки» у гражданской прессы в обиходе темы генеральских дач, возводимых стройбатом, питания почти только «шрапнелью» — крупной перловкой, крашеных газонов перед приездом комиссий и т.п. И только в армейской печати и телепередаче «Служу Советскому Союзу!» по-прежнему сияет образ «непобедимой и легендарной».

Даже более, чем перестроечные статьи и репортажи, злит политработников роман-анекдот Владимира Войновича «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина», публикуемый огромным тиражом в журнале «Юность». Автор, эмигрировавший в ФРГ московский литератор, сочинил историю про советского Швейка. Среди разной служебной дури, усиленной неразберихой начала войны, Иванушка-дурачок Чонкин — единственный нормальный человек в Красной армии. Для пущей актуальности дуролом-комиссар в журнальных иллюстрациях явно срисован с секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева (см. 1987) — распадающийся на прямой пробор чубчик и партийная строгость в маленьких глазках. Туг уже речь заходит о «глумлении», «шельмовании» и «опошлении подвига».

В 88-м во многих вузах отменяют военные кафедры — благодаря им студенты очных отделений не служили в армии. Льгота существовала несколько поколений, и ее отмена выглядит вероломной. С 84-го сокращают число вузов, дающих отсрочку от службы. Начинаются «студенческие призывы». Они продлятся до осени 89-го, когда в аудитории вернут всех военнообязанных студентов независимо от того, сколько они прослужили. В это время «косить» от призыва, чтоб не забрали после первого курса, — занятие почти поголовное. К концу десятилетия раскол неодолимый: цивильное население, особенно городское, страшится «казарменного беспредела», военная каста считает себя последней опорой строя, готовой дать отпор распоясавшейся перестройке.