Проходит первое в советской истории возвращение праха эмигранта на родину. В Москве перезахоранивают самого политически беспроблемного представителя русского зарубежья — великого певца Федора Шаляпина

Акцию подают как инициативу общественности: ранее «Литературная газета» опубликовала письмо ведущих музыкальных деятелей страны про вклад Шаляпина в искусство и что от родины себя не отделял и противником советской власти не был. Последняя отговорка — принципиальная: без примирения со строем статуса лучшего голоса России все еще подтвердить нельзя. На самом деле певец терпеть не мог большевиков, бежал от них обманно и за границей «Совдепию» ругал — это легко узнать даже из мемуаров, опубликованных в СССР. В 20-30-е годы Шаляпина считали белоэмигрантом, и Маяковский писал про него: «С барина с белого сорвите, наркомпросцы, народного артиста красный венок».

Но, видимо, даже власти не помнят о правительственном постановлении 1927 года — его в части запрета Шаляпину возвращаться в СССР как бы отменяет нынешнее перезахоронение, а отобранное тогда же звание первого народного артиста, спохватившись, восстановят лишь в 1991-м. Официальной реабилитации не требуется — давно произошла неофициальная, и она гораздо сильнее. Уже закреплен стереотип про эмигрантов первой волны: «совершили трагическую ошибку», от которой, мол, сами больше всего и страдали. Благородное происхождение в народе снова уважают (см. «Хорошие белые», 1970), и Шаляпин в роскошной шубе на знаменитом портрете Кустодиева теперь не иронию вызывает — ишь буржуй при перстеньке и с мопсом, а гордость — вот, настоящий русский барин!

Гроб из склепа на парижском кладбище Батиньоль привозят в фойе Большого театра. Отпевание все же не разрешено. На Новодевичьем кладбище церемонию проводят по высшему советскому разряду: как народного СССР хоронят (а Шаляпин когда и был — то только РСФСР) и даже как Героя Соцтруда. Присутствует дочь, Марина Федоровна: с этим русским зарубежьем больше не воюют. Что не мешает считать наказуемыми отщепенцами живущих на Западе музыкантов-эмигрантов третьей волны, скажем, Ростроповича и Вишневскую (см. «Корифеи-эмигранты», 1984).