В мае проходит очередной болгарский песенный фестиваль «Золотой Орфей» — вместе с польским «Сопотом» основной эстрадный конкурс соцлагеря. На нем побеждает солистка Москонцерта Алла Пугачева — с ее показа по телевидению начинается, как будут говорить, «второй пугачевский бунт»

Заключительный вечер конкурса по Центральному телевидению вдет очень поздно. Обладательница Гран-при, как положено, выступает последней. Досиживают многие — советские певцы на «Орфее» побеждают нечасто. Выходит молодая женщина с копной крупных кудрей. Платье черное, тоже будто лохматое. Церемонно объявляют болгарский шлягер: Эмил Димитров, «Арлекино», русский текст Бориса Баркаса. После разухабистого циркового проигрыша вступает лауреатка — на все лады голосит, хохочет, корчит рожи. На припеве «Арлекино, Арлекино, нужно быть смешным для всех» поднимает согнутые в локтях руки и безвольно машет ими, изображая болтающиеся рукава, которые были у Пьеро, но это не важно.

Четыре минуты эфира вызывают шок — назавтра о Пугачевой говорит вся страна. Вернувшись, новая звезда на пару с «Арлекино» представляет сделанный ею ранее номер «Посидим, поокаем» — песенку деревенской простушки, которая не дождется парня на свидание: «Только чё ты не пришел, заблудился, что ли?» Миньон с «Арлекино» расходится тиражом в 14 млн экз., а «гиганты» поначалу выходят по два в год. Газеты пишут про «театр песни», создаваемый Пугачевой на эстраде.

До конца 70-х сменяется несколько образов. Певица еще побудет «Алкой-Аллочкой-Алусей» в игровых девчачьих шлягерах «Ты возьми меня с собой» и «Волшебник-недоучка» («Даром преподаватели время со мною тратили»). Укрепит репутацию культурной артистки, сдержанно-осмысленно исполнив для «Иронии судьбы» романсы на стихи серьезных поэтов, Неистовой строчкой «За это можно все отдать!» раздвинет границы разрешенной страстности в лирическом суперхите «Не отрекаются, любя» («Переждать не сможешь ты трех человек у автомата»).

Фильм-концерт «Женщина, которая поет» (рекордсмен сборов-79; Пугачева — актриса года) определит главную роль на будущее: примадонна. Когда с притворным самоуничижением дива поет «Так же, как все, как все, как все, я по земле хожу, хожу» — ясно, что на самом деле и она сама, и все вокруг считают ее небо-жительницей. Богине найдено одеяние по фигуре — темно-алый балахон из ниспадающего газового шифона. Гремит собственный ансамбль-оркестр, развеваются слоями балахон и рыжая грива — огненная фурия мечется по сцене, причитая: «Всё могут короли! Всё могут короли!» Стадионы и дворцы спорта стонут: «Во дает!» Пугачева добивается исключительного статуса дозволенной вседозволенности. Не на эстраде — вообще.

Ни об одном деятеле культуры не пишут так много. Пугачеву принято считать «в целом спорной». В частностях бесспорны только положение единственной суперзвезды (хотя сама сверхпопулярность неприлична) и наличие голоса — мол, это да, не отнимешь. Обычный упрек: «некоторый налет вульгарности». Но, прежде чем предыдущий опус успевают окончательно приговорить к пошлости, богиня масскульта выпускает два новых, столь же подсудных. Без возмутительницы спокойствия скучно и тем, кто ее терпеть не может, посредь застоя главную скандалистку ценят как уникальное национальное достояние. Пугачева еще до тридцати добивается обращения к себе только по имени-отчеству: вся страна знает, что она — Алла Борисовна. (Далее см. «Пугачева и Паулс»)