После своей третьей отсидки Ярослав Смеляков публикует поэму «Строгая любовь». В литературу официально возвращается автор, хоть одну строчку которого знают даже те, кто стихов никогда не читает

Кто написал «Посредине лета высыхают губы», «Хорошая девочка Лида», «Если я заболею — к врачам обращаться не стану»? Имя автора то и дело оказывалось под запретом, а строчки жили в городском фольклоре. Смеляков — из первого целиком советского поколения, дитя индустриализации, и, согласно литературной легенде, свой дебютный сборник стихов «Работа и любовь» он, тогда 19-летний печатник, набирал в типографии сам. Спустя четверть века новая поэма возвращается к тем временам, и в ее названии «строгая» опять означает «работа». Из-под спуда тяжкого труда и комсомольских догматов пробивались чувства, которыми очеловечена «фезеушная ребятня, / беззаветный актив района». Едва приходила весна, как «наглые продрогшие амуры / уже крутились возле проходной», а скамейка на аллее превращалась в «тесовый трон любовников бездомных».

Кроме любви в сердце Смелякова с коммуной соперничает только поэзия. В начале 1930-х творили «три мальчика, три козыря бубновых, три витязя российского стиха». Два смеляковских поэтических собрата — Борис Корнилов и Павел Васильев — нашли в застенках НКВД свою смерть. Так что Смеляков еще «счастливчик»: дважды отсидел по три-четыре года и, хотя в третий раз получил в 1951-м 25 лет — это означало почти наверняка сгинуть в лагерях — в 1956-м был выпущен (по амнистии, без реабилитации). По стандартной 58-й статье, за неосторожные разговоры, признанные «антисоветской агитацией», отбывал срок в заполярной Инте. Начав «Строгую любовь» еще в заключении, автор, похоже, хотел объяснить изумительную стойкость своих выкованных смолоду идеалов. И после освобождения Смеляков продолжит писать стихи про «страну Комсомолию», получит премии — Государственную и ЦК ВЛКСМ, займет пост главы секции поэзии Союза писателей. Хотя в иных его строчках 1960-х слышны разочарование и усталость.

Только потом станет известно поэтическое обращение к своему следователю на Лубянке («Послание Павловскому») — с требованием о встрече: «Зайди. / А то я сам зайду». И совсем злой горечью пропитана история еврейки-чекисгки, репрессированной своими и возвращенной из лагеря «старухой совсем остролицей, сохранившей безжалостный взгляд». Бывший комсомолец-интернационалист, воспевший Любку Фейгельман, Смеляков назовет стихотворение «Жидовка» — с авторским названием его не посмеют напечатать даже в перестройку.