Снята первая в СССР музыкальная кинокомедия — лучшее творение Григория Александрова, главного мастера жанра. Эталонный образец «Голливуда по-советски», фильм основывает в стране индустрию зрелищ и зажигает суперзвезд: Любовь Орлову и Леонида Утесова. Исаак Дунаевский на два десятилетия — главный отечественный кинокомпозитор

Второй режиссер в группе Эйзенштейна, 29-летний Григорий Александров, в августе 1932-го после большой поездки по Европе и Америке приглашен на дачу к Горькому. В гостях у писателя-классика он застает Сталина, который рассуждает о нехватке смешного в советском искусстве. Вскоре руководство киноотрасли собирает совещание: даешь развлекательные фильмы! Александров, только что изнутри узнавший и полюбивший Голливуд и Бродвей, готов к этому соцзаказу лучше всех. Забавный сценарий про то, как в советской стране музыкальная карьера открывается даже перед пастухом и домработницей, пишут Николай Эрдман и Владимир Масс, драматурги с эстрадным опытом. Сочинять музыку и, значит, стать соавтором картины приглашен композитор и главный дирижер ленинградского мюзик-холла Исаак Дунаевский. Он уже сотрудничал с популярнейшим певцом Леонидом Утесовым, руководителем собственного джаз-оркестра. Это определяет выбор и актера на роль пастуха Кости, и музыкантов, исполняющих огромный саундтрек. Фильм даже получит в титрах определение «джаз-комедия». Только весной 1933-го Александров видит в оперетте «Перикола» музстудии МХАТа Любовь Орлову и предлагает ей сыграть домработницу Анюту. Орлова станет женой Александрова и главной героиней всех его фильмов.

Мощью вступительного «Марша веселых ребят» первая кинокомедия утверждает закон нового жанра: «Мы можем петь и смеяться, как дети». Этот текст под уже о сочиненную музыку Александров и Дунаевский искали, даже объявив конкурс в газете, и выбрали стихи Василия Лебедева-Кумача — отныне он основной официальный поэт-песенник. Советский смех до сих пор мог сатирой «бичевать недостатки и пережитки», а тут потребовался безыдейный юмор — жизнерадостный признак построенного социализма. Потом даже у Александрова будет нарастать партийная дидактика, и «Веселые ребята» останутся самым легкомысленным фильмом сталинского СССР. Вообще, дать зрителю ненатужно рассмеяться — почти невыполнимая задача советских комедиографов всех поколений.

Образ Орловой, несомненно, лепился с Марлен Дитрих. Порой заимствования буквальны: в Берлине Александров с коллегами был на съемках знаменитого «Голубого ангела», и цилиндр, который там носит Дитрих, окажется на голове Анюты в финале «Веселых ребят». Но главным сюжетным ходом классического мюзикла — влюбленной парой, отношения которой составляют всю историю, — авторы пренебрегли. Большую часть фильма пастух-музыкант Костя увлечен бездарной нэпманской дочкой и не замечает, как восторгается им талантливая замарашка Анюта. Прозреет Костя лишь под конец, а до того Анюта смиренно ждет своего часа. В результате Утесову по ходу действия достались два суперхита — тот самый марш и ночное танго «Как много девушек хороших». А у Орловой — одна песня, наименее популярная: «Я вся горю, не пойму от чего». Впредь «второго первого» героя, конкурента героине, Александров никогда заводить не будет — одна Любовь, несравненная Орлова.

Утесову «Веселые ребята» надолго упрочат положение эстрадного артиста № 1. Его, короля патефонов, вся страна теперь знает в лицо. В полнометражное кино Утесов больше не попадет, но благодаря умению «сыграть песню» снимется во множестве кинороликов. Карьера Орловой — еще богаче. В эпизоде, когда на сцене Большого театра промокшую под дождем Золушку великая сила искусства преображает в принцессу, рождается несравненная кинодива. Торжествующе поет она «И хочется счастья добиться!» — и ясно, что добьется. До войны они с Александровым каждый четный год выпускают по фильму. Во всех — Орлова и свита, окружающая королеву экрана. Такого статуса богини в советском масскульте не достигнет никто — разве что Пугачева на эстраде.

Движение фильма диктует будто первомайская музыка Дунаевского — заданносоветская и природно-весенняя одновременно. Сцены отмерены по длине тем, каждой щедро дана своя, нет ни кусочка пленки просто «музоформленного», все перепады темпа и настроения отыграны. Песни сняты роскошными номерами-эпизодами, интенсивность монтажа нарастает, куплеты «Тюх-тюх-тюх-тюх, разгорелся наш утюг!» решены форменным клипом за 60 лет до возникновения оных. Этот упоительный восторг назовут «самоотверженной работой» по заданию вождя «на самом отсталом участке советского киноискусства» — мол, пошли и подняли комедийную целину!

Официальное одобрение получено не сразу. На I съезде писателей видный пролетарский поэт Алексей Сурков называет еще не вышедших в прокат «Веселых ребят» «продуктом “лимонадной” идеологии», «дикой помесью пастушеской пасторали с американским боевиком», «издевательством над зрителем и над искусством». На ортодоксальный критический взгляд, нарушены все большевистские каноны: вместо «воспитания масс» — «пустое смехачество», начисто лишенное «классового содержания» и оторванное от «национальной почвы». За фильм вступается главный культурный арбитр Горький. По нему, освоенные Александровым заокеанские приемы преодолены и превзойдены, получился «советский американизм». Основоположник соцреализма нахваливает «чисто русскую смелость с большим размахом», особенно в сцене драки: «Это не американский бокс, а бьют друг друга честно». Споры прекратит отзыв Сталина после просмотра: «Я будто месяц пробыл в отпуске».

Публика на сеансы киноотдыха повалит без устали. С «Веселых ребят» и «Чапаева» кинематограф формирует часть национального кода: мы — один народ, потому что мы все видели одни и те же фильмы. Отодвинуты театр, книга, цирк, грамзапись. На десятилетия кино — главное развлечение и, как будут уверять, второй источник госдоходов после торговли водкой. В среднедушевом потреблении того и другого продукта СССР поставит непобиваемые мировые рекорды.