Кремль пять лет приглушал официальный атеизм. Но Русская православная церковь не сможет стать инструментом влияния советской империи, и в отношениях с ней власть возвращается к практике жесткого сдерживания

Перед войной жизнь Русской православной церкви на собственно российской территории едва теплилась: не набиралось и 300 храмов на всю огромную страну, не было ни одного монастыря и учебного заведения, многие тысячи священников репрессированы — в Синоде с 1935 года некому заседать, паства третировалась властями. На землях, присоединенных к СССР в 1939-1940 годах, религиозная традиция не прерывалась и, поскольку город Изборск бывшей Псковской губернии находился в Эстонии, тамошняя Печерская лавра оказалась единственной русской обителью, не закрывавшейся никогда. То же — с православием на Западной Украине, в Бессарабии и в Западной Белоруссии, но это не меняет бедственного положения приходов самой России. 22 июня 1941 года пришлось на День всех святых, в земле российской просиявших. Церковь, которой запрещено касаться общественных тем, возносит молитвы о даровании воинству победы и собирает значительные пожертвования на оборону — в то время у нее даже не было банковского счета.

4 сентября 1943-го патриаршего местоблюстителя Сергия, ленинградского митрополита Алексия и украинского экзарха Николая (они все тогда были в Москве) внезапно и срочно приглашают в Кремль. В двухчасовом ночном разговоре Сталин соглашается на открытие храмов и хотя бы одного монастыря, на возобновление церковного образования, издание журнала, работу свечных заводов и прочих производств. Хозяин дарует гостям бывшую резиденцию германского посла в Чистом переулке, служебные автомобили и продовольственное спецобеспечение. Из сообщения ТАСС о встрече официально безбожная страна узнает про грядущее избрание патриарха Московского и всея Руси и Священного синода и что Сталин к этому «сочувственно отнесся». Архиерейский собор просили разрешить созвать через месяц, но Сталин предложил «проявить большевистские темпы», и через четыре дня епископат в Москву свезут самолетами.

Спешное восстановление в правах главной конфессии имело больше внешних причин: предстать страной, где не преследуют за веру, перед западными союзниками — близилась Тегеранская конференция — и перед Восточной Европой, куда Красной армии предстояло войти, в том числе в православные Румынию, Болгарию и Югославию. Конечно, религиозное чувство сограждан воскресил военный патриотический подъем. К тому же немцы на оккупирован-ныхтерриториях позволили открыть много церквей. В Курской области перед войной действовало 4 храма, а после освобождения от захватчиков — 282. Их что, сразу снова закрывать? Из переписки главы новообразованного правительственного Совета по делам РПЦ генерала НКВД Карпова с руководством Совнаркома следует, что 29 возобновленных при немцах монастырей ликвидировать до конца войны нецелесообразно.

Неровно, вопреки противодействию «на местах», церковная жизнь в первые послевоенные годы оживает — приходы все смелее и настойчивее добиваются возвращения им храмов. Атеистической пропаганды почти не слыхать. Диспропорция ново- и «старосоветских» регионов сохраняется: в РСФСР во второй половине 1940-х годов действует менее 3 тыс. храмов, на Украине — более 8,5 тыс. Что желательно для церкви, что — нет, Кремль сообщает ей через Совет по делам религиозных культов (так будет впредь именоваться ведомство). На 1948-й это советское обер-прокурорство намечает провести Вселенский собор «для решения вопроса о присвоении Московской патриархии титула Вселенской». Поводом для всеправославного съезда служит 500-летие русской автокефалии. Это даже не «Москва — Третий Рим», а Второй, и, конечно, сама РПЦ, без Кремля, на такой проект не решилась бы. Однако Константинопольский патриарх отдавать титул не желает, и в Москве созывают «предсоборное совещание» глав церквей «по выработке общей линии по борьбе с Ватиканом» — пусть так противостоят Западу в холодной войне. Опять первенствующая роль РПЦ переоценена: делегации Константинопольской и Греческой церквей, заявив, что прибыли только на юбилей, даже не вошли в зал заседаний. А лояльность «православного коминформа» — патриархий балканских стран — недорого стоит.

До 1955 года в СССР не откроют ни одного храма — только закрывают. По некоторым данным, к 1949-му было 14,5 тыс. действующих приходов, а к 1951-му — 11,5 тыс. Но и это еще ничего в сравнении с шельмованием религии в начале строительства коммунизма (см. «Гонения на церковь»; «Бог — это смешно»).