Высоцкий: пик славы

Во Франции выпущены три диска Владимира Высоцкого под общим названием «Натянутый канат», и на черном рынке фирменных пластинок впервые ходят записи отечественного исполнителя. Французские диски выглядят мировым признанием — только его еще не хватало отечественной суперзнаменитости

На самом деле пластинки предназначены для советского рынка — тиражи скупают дипломаты, внешторговцы, моряки и проч., ввозя Высоцкого обратно. В СССР поющий актер — в зените славы. В Театр на Таганке вообще не попасть, но билеты на спектакли с его участием — дефицит особый. Его песни страна знает наизусть, голос с магнитофонных катушек рвется из открытых окон, фирма «Мелодия» исподтишка выпускает миньоны, а глухонемые в поездах продают карточки с тремя полуразрешенными изображениями: Богоматерь с Христом, Сталин, Высоцкий. Битлы когда-то говорили, что они популярнее Христа, но в СССР Высоцкий популярнее «Битлз», а западные специалисты по русской культуре всерьез утверждают, что Высоцкий один заменяет России, не имеющей своей рок-музыки, всех битлов, роллингов и цеппелинов. Западную триаду «секс — наркотики — рок-н-ролл» он вывел по-русски: «бабы — водка — три аккорда». А еще война, тюрьма, сума, шальные деньги да и наркотики, как окажется, тоже.

Песни, конечно — основная часть супер-звездности, они делают Высоцкого полумифической фигурой. Поначалу, пока автора в лицо почти не знали, песни лепили биографию: воевал, причем в штрафбате, сидел, и не раз. Потом сочиняется-пропевается целая энциклопедия советской жизни — песни осваивают все ее стороны, К середине 70-х главное — не про что, главное — настроение: надрыв.

«Хрипатый» — с самого начала выставляли главную претензию недоброжелатели — в этом слышали приблатненность. Военные песни с наждачным тембром отчасти примиряли: «Он вчера не вернулся из боя», «Землю тянем зубами за стебли» и, конечно, «Штрафные батальоны» звучали гораздо жестче положенного, но тема святая, патриотическая, а парень глотку не жалеет — от души, значит. С хрипатостыо исполняемая антисталинская «Протопи ты мне баньку, хозяюшка» инстанции раздражает, и уж вовсе не устраивает сегодняшнее надрывное мироощущение «Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята». Кумир определяет для аудитории «ценностные ориентиры» и дает ей «поведенческие установки», и идеологи с госбезопасностью пытаются ограничить влияние самого проблемного сочинителя страны. Но магнитозапись абсолютно бесконтрольна, да и бешеный напор Высоцкого пробил бы любой запрет, а главное — настрой песен разделяют миллионы людей.

Работа на сцене самого скандального, но и самого модного театра дает официальный статус. Еще важнее для легализации Высоцкого кинороли. Фильм «Вертикаль» сделал его всесоюзно известным, еще несколько заметных работ узнаваемость упрочили; главная роль пока одна — перемазанный Ибрагим Ганнибал в «Сказе про то, как царь Петр арапа женил» (см. далее — «Место встречи…»). Для устроителей выступлений его появления на экране означают: раз Москва разрешает, значит, и нам можно. Гастрольный потенциал неисчерпаем — в 250-тысячном Череповце Высоцкий дает в 4-тысячном дворце спорта 17 концертов подряд.

Сочетание бесконтрольно-запретного с подцензурно-разрешенным действует спасительно. Даже головокружительный брак с Мариной Влади Высоцкий объясняет публике похожей двойственной формулой: «Да, у меня французская жена, / Но русского она происхождения». А чтоб на родине мужа никто не назвал ее дочкой белоэмигранта, Влади старательно изображает активистку общества французско-советской дружбы, в этом качестве встречается в Париже с Брежневым и в СССР при любом затруднении предъявляет свое фото с генсеком как охранную грамоту.

Высоцкий на рожон не лезет и своих явно антисоветских текстов не афиширует. Только заядлым собирателям записей и текстов, ну и, конечно, органам известно, ЧТО Высоцкий написал про еврейский псевдоним — Абрам Терц — русского диссидента Синявского: «Может, он к тому же был мужества немалого? / Шверубович-то сменил имя на Качалова» (Высоцкий учился у Синявского в школе-студии МХАТ). Или строки «Занозы не оставил Будапешт, / И Прага сердце мне не разорвала» в стихотворении про «семидесятников»:

И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России —
Безвременье вливало водку в нас.