Не стало антигитлеровской коалиции западных держав и СССР. В своей речи в американском городке Фултон британский экс-премьер Черчилль говорит о разделившем Европу «железном занавесе», которым Кремль отгородил своих сателлитов. Сталин отвечает, что в Восточной Европе царит истинное народовластие, и уподобляет Черчилля Гитлеру. Противостояние «свободного мира» и «советского блока» распространится на всю планету, порой приводя к «горячим» локальным конфликтам. Холодная война продлится более сорока лет

Черчилль, проиграв выборы в июле 1945-го (он снова будет премьером в 1951-1955 годах), проводит зиму-весну 1946-го в Америке. Вестминстерский колледж в Фултоне присваивает отставнику звание почетного профессора и получает согласие здешнего уроженца и патриота президента США Гарри Трумэна представить гостя на церемонии. Так зал крохотного учебного заведения (212 студентов) оказывается местом, где самый известный западный политик программно высказывается «о мировых делах». При всем своем авторитете Черчилль — частное лицо и может говорить куда определеннее действующих госдеятелей. А присутствие Трумэна делает его слова особо весомыми: вроде как Америка присоединяется к суждениям британца. В Фултон съехались сотни журналистов, идет радиотрансляция.

Оратор обещает дать «честный и верный совет», чтобы впредь защитить человечество «от двух главных бедствий — войны и тирании». За мир должны постоять новосозданная ООН, которую нужно «оснащать международными вооруженными силами», и «союз англоязычных народов» США и Британского содружества — «братский» вплоть до будущего общего гражданства. Со второй напастью справиться труднее, ибо во многих, в том числе «весьма могущественных», странах «власть навязывается простым людям всепроникающими полицейскими правительствами». Поначалу Черчилль рассуждает вообще о «диктаторах» и «привилегированных партиях», потом ставит на одну доску «коммунистические или неофашистские страны». Наконец заявляет: «Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и до каких пределов доходит ее стремление распространяться и обращать других в свою веру». Далее — ключевой абзац.

От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса — все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы — Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население их стран оказались в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все более возрастающему контролю Москвы.

По тем временам это — прямота до грубости. Еще никто на весь мир не заявлял, что страны, в которые пришла советская армия, фактически потеряли свой суверенитет. Речь сразу назовут «железный занавес». Черчилль знает, о чем говорит: еще в октябре 1944 года ему в Москве представили коминтерновца Болеслава Берута, которого Кремль наметил своим правителем Польши. Британский премьер, по его словам, уже тогда сказал Сталину, что польские коммунисты — «лишь выразители советской воли», но все усилия англичан и американцев оказались напрасны: «народная Польша» стала марионеткой СССР. На тех октябрьских переговорах Черчилль сам предложил разменять на Балканах британское преобладание 90:10 в Греции на такое же советское в Румынии при паритете сил 50:50 в Югославии и Венгрии. Хотя вроде имелись в виду «мероприятия военного времени», можно было понять, как распорядится этой возможностью Сталин: диктатуры своих агентов, местных компартий, СССР старался установить сразу, предрешая результаты первых послевоенных выборов. Оформление соцлагеря еще не окончено, но итог ясен, и Черчиллю остается констатировать: Восточная и Центральная Европа — отрезанный ломоть, они 100-процентно советские (только Австрию Запад сумеет отстоять). Дальше — противостояние по всему миру, где «созданы коммунистические пятые колонны, действующие в абсолютном подчинении директивам, которые они получают из коммунистического центра».

Трумэн не комментирует ни общую тему борьбы с большевистским империализмом, ни конкретный черчиллевский план совместного использования авиа- и морских баз двух стран. Достаточно молчаливого согласия, из Фултона президент и экспремьер уезжают вместе, явно довольные произведенным впечатлением. Мировой резонанс — огромный, но внимательнее всего речь читают в Кремле. «Правда» выходит с передовицей «Черчилль бряцает оружием», потом следует еще несколько подобных публикаций, наконец в виде беседы «с одним из корреспондентов» отпор дает сам Сталин — похоже, этот текст написан им собственноручно. Идея союза англоговорящих народов как защитников от войны и порабощения коммунизмом для советского вождя — нацистская, а «Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей». Как аргумент для создания «лояльно относящихся к Советскому Союзу» правительств восточноевропейских стран впервые названо число людских потерь СССР — «около 7 миллионов человек». Слова о «тоталитарном контроле» коммунистов в этих странах Сталин опровергает в духе советской пропаганды: мол, в Англии сейчас правит только одна Лейбористская партия, зато Польшей, Румынией, Югославией, Болгарией, Венгрией «управляет блок нескольких партий» — декоративный плюрализм там еще не свернут.

Отчасти Кремль может быть даже доволен: противостояние очевидно, но объявил о нем Запад — тем выставив себя виновником холодной войны. По свидетельствам, Сталин в узком кругу признает, что Черчилль «помог вовремя разъединиться с империалистами». А восточноевропейских отступников от линии Москвы теперь проще считать англо-американскими агентами. В конце своего «интервью» Сталин предрекает: организаторы возможного нового антикоммунистического похода «будут биты, как 26 лет назад» — в 1920 году, по итогам Гражданской войны и иностранной интервенции. То есть после пяти лет союза с Западом страна возвращается к ситуации «советская республика в кольце врагов», только ныне она усилена «предпольем» из десятка стран-сателлитов.

Фултонскую речь в СССР никогда не напечатают. В мире она будет считаться образцом политической прозорливости, самим Черчиллем — главным выступлением за всю карьеру. Антисоветские кризисы и восстания в Восточной Европе будут случаться регулярно, пока «железный занавес» не рухнет. Один из могильщиков коммунизма Рональд Рейган приедет в Фултон в 1990 году, чтобы в связи с окончанием холодной войны заявить, что из здешней речи Черчилля «не только родился современный Запад, но и мир на нашей планете».